Всеобщие выборы в Турции — президентские и парламентские — должны состояться только через два года, но борьба за голоса уже началась. Одна из интриг — кого оппозиция выставит в качестве кандидата на пост президента. Среди возможных имен называют и мэра Стамбула Экрема Имамоглу, который в 2019 году смог победить на местных выборах провластного кандидата и отстоять свою победу в ходе перевыборов, прошедших по настоянию правящей Партии справедливости и развития. О том, каково быть оппозиционным мэром в самом крупном городе страны, о своих политических амбициях и взглядах на будущее отношений между Россией и Турцией господин Имамоглу рассказал в интервью корреспонденту “Ъ” Марианне Беленькой.
Экрем Имамоглу родился в 1970 году в черноморском городе Трабзон на северо-востоке Турции. Изучал бизнес-администрирование в Стамбульском университете, получил степень магистра менеджмента. Работал в семейном строительном бизнесе, а также менеджером в местных футбольном и баскетбольном клубах общества «Трабзонспор». С 2014 по 2019 год был мэром Бейликдюзю (один из муниципалитетов в провинции Стамбул). В 2019-м стал кандидатом в мэры Стамбула от альянса Республиканской народной партии и «Хорошей партии». По результатам состоявшихся в марте выборов с небольшим перевесом победил кандидата от правящей Партии справедливости и развития (ПСР) Бинали Йылдырыма. Голоса несколько раз пересчитывали, и ЦИК объявил о победе Экрема Имамоглу. Однако ПСР настояла на отмене результатов выборов, и в июне состоялось новое голосование, где господин Имамоглу победил с более существенным отрывом. На посту мэра Экрему Имамоглу приходится сталкиваться как с давлением сверху, со стороны центральных властей, так и на городском уровне — большинство мест в Меджлисе Стамбула (горсовете) принадлежит ПСР.
— Прошло два года с вашего избрания мэром крупнейшего города Турции, но за рубежом о вас так почти ничего и не знают. Как вы пришли в большую политику?
— Заниматься политикой в Турции не очень легко, нужна смелость. У меня ее достаточно, хотя прийти в политику из бизнеса — непросто. Стать кандидатом в мэры мне предложил председатель Республиканской народной партии, РНП, Кемаль Кылычдароглу, и я с удовольствием согласился. Сделать первый шаг, когда есть поддержка, значительно легче. Вначале, согласно опросам общественного мнения, я отставал от кандидата власти примерно на 15%, и я понимал, какая трудная работа меня ждет. И может быть, если бы мне предложили побороться за пост мэра через несколько лет, то я чувствовал бы себя более подготовленным. Но политическая жизнь у нас развивается очень быстро. Я принял предложение в тот момент, когда оно поступило.
— То есть это было решение партии?
— Да, ее председателя. РНП в то время была в союзе с «Хорошей партией», Iyi Parti, но я знал, что только голосов этих партий и тех, кто их поддерживает, будет недостаточно. И поэтому с первых дней стал говорить, что я кандидат всего населения Стамбула.
— И как это — быть оппозиционным мэром, с каким давлением вам приходится сталкиваться? Находятся ли компромиссы с властью?
— Конечно, бывают компромиссы, как же без компромиссов? Мы должны на них идти, когда видим, что некоторые предлагаемые властью проекты полезны для жителей Стамбула. Мы всегда за компромисс, но другая сторона предпочитает путь конфронтации в очень многих вопросах. Центральные власти принимают такие решения, с которыми мы изначально не можем согласиться. Они неприемлемы для жителей Стамбула. У нас есть свои «красные линии». Но какие бы решения мы ни принимали, мы придерживаемся принципа гласности — объясняем каждый наш шаг нашему народу.
— Не могли бы привести пример решений центральных властей, с которыми вы согласны, и те, которые для вас неприемлемы?
— Проект, с которым мы не можем согласиться,— это канал «Стамбул». Мы обратились к ученым из самых разных сфер — географам, демографам, экологам — с просьбой изучить этот проект. И ни один из них не сказал, что он принесет положительные результаты. Наоборот, все сказали, что это опасно и очень неправильно. Поэтому здесь мы никак не можем пойти на компромисс и продолжаем отстаивать нашу позицию. Но при этом мы приглашаем на все дискуссии и встречи по данной теме представителей центральной власти. А вот они, напротив, никогда не приглашают наших представителей на мероприятия, связанные с каналом. Поэтому мы можем действовать только через суд, как во всех случаях, когда считаем, что предпринимаемые властями страны шаги неправильны.
— А может ли мэрия остановить строительство канала «Стамбул», тем более что его запуск уже был анонсирован?
— Центральная власть только делает вид, что проект начался, но это не так. То, что они анонсировали как закладку первого камня, связано всего лишь со строительством окружной дороги, которая находится в районе, где планируется строить канал. На самом деле этот проект даже не имеет технического обоснования, он не готов.
— В каких вопросах вы сходитесь, а какие решения смогли провести вопреки мнению центральных властей?
— Пример того, что мы можем работать вместе с центральной властью,— проект очистки Мраморного моря от загрязнений. Мы подготовили стратегию борьбы с этой проблемой вместе с Министерством окружающей среды. Но также достаточно проектов, которые нам не дают реализовать. В частности, мэрии не позволяют брать кредиты у международных организаций для наших проектов. Кроме того, у них (Партии справедливости и развития во главе с президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом.— “Ъ”) большинство в городском меджлисе, они блокируют проведение важных для нас вопросов. К примеру, реформирование системы такси для города. В итоге мы действуем, исходя из наших возможностей. Например, создали предприятие в рамках мэрии, которое может ликвидировать городские отходы, строим метро. Недавно у нас был мировой рекорд, если не ошибаюсь, мы начали процесс строительства одновременно десяти линий метро. Мы можем также реализовывать свои проекты через компании, которые принадлежат мэрии, например городскую компанию по водоснабжению. Ну и закон также позволяет в некоторых случаях принимать самостоятельные решения городским властям.
— На днях турецкие СМИ писали, что были столкновения между полицией и муниципальными силами безопасности из-за прав на собственность. Как далеко могут зайти такие конфликты с центральной властью?
— Периодически такое случается. Мы не ищем конфликтов специально. Но некоторые действующие представители центральной власти их провоцируют. Они думают, что это будет для них полезно, тогда как мы всегда стоим на стороне закона и до конца защищаем свои интересы. И мы всегда говорим, что эти люди — временны. Сегодня они власть, а завтра их не будет. Хочу напомнить слова нынешнего президента Турции, который как-то сказал, что потерять власть в Стамбуле означает потерять власть в стране. Они поняли, что теряют власть и у них осталось мало времени. А у нас достаточно терпения, чтобы дождаться ухода этой власти в рамках демократических процедур.
— Если вы заговорили про смену власти, то хотелось бы спросить, какие у вас политические амбиции, собираетесь ли выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах?
— Сейчас в Турции такая ситуация, что нельзя говорить о личных предпочтениях и личных амбициях. Вы помните, как я стал кандидатом в мэры Стамбула — мне предложили, и я согласился. Я думаю, что альянс оппозиции будет работать по данному вопросу и будет продвигать самую лучшую кандидатуру на пост президента.
— А есть шанс, что оппозиция не расколется и будет продолжать действовать сообща? Очень много пишут, что у оппозиционеров на следующих выборах будут проблемы из-за конкуренции не с партией власти, а между собой.
— Политические альянсы — всегда риск. Но в то же время надо констатировать, что за всю политическую историю Турецкой республики лидеры оппозиции никогда не были так сплочены, как сейчас. Еще один очень важный момент — у нас есть поддержка народа, и мы очень ценим эту поддержку.
— Как складываются ваши личные отношения с президентом Эрдоганом, сколько раз вы встречались с ним после того, как стали мэром?
— Первый раз я встречался с президентом, еще когда был кандидатом в мэры. У меня была идея, что я должен встретиться со всеми бывшими мэрами Стамбула. Я предложил встретиться, и он согласился. Но как только я стал мэром, он перестал отвечать на мои просьбы о встрече. Правда, в итоге состоялась встреча президента с мэрами 30 крупных городов. Была еще одна встреча на похоронах (бывшего мэра Стамбула Кадира Топбаша в феврале.— “Ъ”), а также другие случаи, когда мы пересекались где-то, но не разговаривали. Все мои обращения к президенту принять меня и поговорить остались без ответа. Наверное, он считает, что встреча со мной будет выглядеть как еще один проигрыш.
— Про вашу встречу на похоронах рассказывают легенды, что вы отказались уходить, когда охрана попросила освободить помещение для президента, и предложили ему вместе помолиться, и там же состоялся разговор про городской бюджет. Это правда?
— Да, именно так все и было. Когда мы встретились, я подошел к нему и начал задавать вопросы, потому что нам надо было поговорить. Я спросил: «Почему вы не одобряете наши проекты, которые нужны городу?» Президент сказал: «Да, мы это сделаем, нет вопросов». Потом я сказал: «Я много раз письменно, устно обращался к вам с просьбой о встрече, почему мы не встречаемся?» Он ответил: «Мы обязательно встретимся». До сих пор не встретились.
— А вопросы решились?
— Нет, не решились.
— Хотела перейти к важной для России теме — судьбе сирийских беженцев. Когда вы пришли к власти, то обещали решить вопрос с сирийскими беженцами в Стамбуле. Что получилось сделать и что вообще можно сделать для решения этой проблемы?
— Прежде всего, вы должны знать, что через мэрию не проходит ни одно решение, касающееся беженцев. У нас нет никаких полномочий на их счет, а также бюджетов. Вопросами эмиграции занимаются центральные органы власти, хотя именно мы сталкиваемся и с проблемами, и с просьбами людей. Но от центральных властей нам даже статистические данные не поступают. Мы даже не знаем, какие у них есть данные по числу беженцев.
— То есть мэр Стамбула не знает, сколько сирийских беженцев зарегистрировано в городе?
— К сожалению, это так. Для того чтобы все-таки хоть как-то работать, мы получаем информацию через отчеты ООН, а также абонементную систему газа и водоснабжения — смотрим, какие там иностранные имена указаны. И исходя из этих данных, мы делаем вывод, что в Стамбуле примерно 2 млн сирийских беженцев. А все наши обращения к центральным властям с просьбой предоставить точные данные остаются без ответа.
— А как же тогда вы, будучи кандидатом, обещали решить вопрос с беженцами, если мэрия ничего не может решить в принципе?
— Несмотря на отсутствие поддержки со стороны центральной власти, мы все-таки стараемся каким-то образом облегчить ситуацию для беженцев. Предоставляем им возможность учиться, особенно турецкому языку, помогаем материально детям и женщинам, поддерживаем их продуктами питания. В этом мы сотрудничаем с НКО, с ними же проводим исследования, чтобы определить ситуацию и спрогнозировать ее развитие. Эти научные отчеты мы потом отправляем ООН, ЕС, другим организациям. Проводим также профилактические мероприятия, чтобы предупредить столкновения населения с беженцами.
— С вашей точки зрения, каким должно быть будущее этих людей? Смирились ли вы с тем, что они останутся здесь надолго, или считаете, что их нужно отправить назад в Сирию?
— В истории человечества еще не было случая, чтобы народ жил счастливо на чужбине. Им нужна своя страна, своя земля. Но мы знаем, что это чрезвычайный случай. Никто этого не хотел, не желал, но так случилось. Если спросить этих людей, то услышите, что они пока не могут вернуться домой и не знают, что им делать.
И я думаю, что это задача международного сообщества, особенно таких стран, как Россия и Турция, сделать все возможное, чтобы обеспечить мир и демократию в Сирии и создать условия для спокойного возвращения беженцев домой.
— Насколько я помню, были случаи высылки беженцев из Стамбула.
— Речь не идет о депортации. В любом случае депортация — это ответственность центральных властей. Но если в Стамбуле находится сирийский беженец, зарегистрированный, например, в городе Конья, то да — его отправляют из Стамбула туда.
— Считается, что отношения России и Турции зависят во многом от личных симпатий президентов Владимира Путина и Реджепа Тайипа Эрдогана. Как вы думаете, какие перспективы у сотрудничества Анкары и Москвы, если в Турции сменится власть?
— Отношения между Турецкой Республикой и Российской Федерацией не могут быть ограничены только президентами этих стран. Нашим отношениям более 500 лет. И если сегодня между нашими президентами есть хорошие личные отношения, это на пользу. Но мы ничего не потеряем от смены президентов, возможно, даже откроются новые возможности. В любом случае мы — соседи, и обе страны — важные игроки в этом регионе. Поэтому у нас должны быть хорошие отношения, и у нас есть хорошие отношения, и они могут быть только лучше, если между президентами двух стран есть личные хорошие отношения. Но если последнего не будет, это все равно не будет мешать двусторонним отношениям.
— Планируете ли вы посетить Россию?
— Я несколько раз был в России, два раза в Москве, один раз в Сочи, когда был бизнесменом. И был бы рад посетить Россию в качестве мэра Стамбула для обмена опытом и развития сотрудничества. И для этого есть основа. Побратимы Стамбула — Казань и Санкт-Петербург. С удовольствием побывал бы и в Москве. Если наши отношения будут развиваться на уровне местных администраций, это пойдет только на пользу. Скоро в Стамбуле мы организуем саммит местных управлений балканских городов. Почему бы не осуществить нечто подобное и для района Черноморского сотрудничества? Лично я всегда выступаю за развитие диалога со всеми сторонами. Современные проблемы — например, экология, миграция — затрагивают всех. Поэтому мы должны обмениваться опытом и развивать наши отношения.
